Алексей Шведов : КИС-КИС ОСУЩЕСТВЛЯЕТ ВЫБОР ПАРТНЁРА
памяти Чарльза Буковски – Гра! Гра! Кис-кис остановилась и, обернувшись, зафиксировала взглядом приближающегося к ней пожилого мужчину, одетого в ментовскую форму, из чего напрашивался логичный вывод, что это мент. Кис-кис насторожилась – она не очень-то любила сотрудников правоохранительных органов. Чем, интересно, обосновывается это его двойное "Гра"? Пока мент приближался, она быстро анализировала интонации, в которые этот окрик был упакован, и находила вполне реальным, что ничего опасного настоящая ситуация для неё не представляет, поскольку мент окликнул её вовсе не требовательно, как если бы он собирался её арестовать или просканировать на предмет идентификации личности, а скорее, так, как будто просто хотел у неё что-то узнать, уточнить. – Я вас слушаю, – сказала Кис-кис, когда он замер напротив неё: высокий, хорошо сложенный, с немного грустным лицом и парализатором, торчащим из кобуры. – Что послужило причиной того, что вы заставили меня прервать моё целеустремлённое движение по линии данного переулка? От такой речи менту полагалось потерять к ней всякий интерес, но после секундного замешательства тот сглотнул слюну и спросил: – Гра, вы не скажете, сколько сейчас времени? У меня часы остановились... Кис-кис удивлённо заиграла бровями, заставив их сперва приподняться, потом опуститься, потом снова приподняться и в таком положении и замереть, поскольку вопрос мента был достаточно нетрадиционен. "А он не так уж и стар, – подумала она. – Лет сорок-сорок пять, не больше..." Самой же Кис-кис было тридцать два, она дважды была замужем, детей нет, сейчас в разводе, рост – метр семьдесят три, глаза серые, вес – шестьдесят семь килограммов, на голове под париком – линза, наследие недалёкого прошлого, которое официально было запрещено сорок лет назад, но из-под полы эти линзы всё ещё можно было приобрести, если вы в этом нуждались, и она её себе приобрела, она просто обязана была её себе приобрести, потому что мужчины всегда говорили ей, что она глупая, как пробка, что она дура тупая, а эти линзы – они здорово повышали айкью, да, и ей это чрезвычайно понравилось. Однако резкий скачок коэффициента интеллекта имел и кое- какие негативные последствия, хотя по сравнению с позитивными они были не столь ярко выраженными: несмотря на то, что отныне Кис-кис никто не называл тупой дурой (Боже, да она теперь сама кого угодно могла назвать тупой дурой или тупым придурком!), ей внезапно стало очень сложно осуществлять выбор интимного партнёра и проявлять инициативу в знакомствах, хотя, конечно же, она всё время мечтала о новом муже, который ценил бы её и понимал, но исходя из того, что она носила на своей голове линзу, многих представителей противоположного пола отпугивали её чрезмерно навороченный синтаксис и несколько высокомерная манера поведения, и всё это самым неблагоприятным образом сказывалось на развитии между ними близких отношений. Альтернатива была проста: либо продолжать оставаться холостой, умной и независимой женщиной, либо снять линзы, выйти замуж и снова терпеть эти бесконечные "Лена, ну ты и дура!", но зато иметь рядом кого-то, кто мог бы регулярно заниматься с тобой любовью (она так это любила!) и высказывать тебе свои суждения по поводу и без повода (мужчины всегда так много болтают и всё время о глупостях каких-то...). Кис-кис выбрала первое и надеялась, что когда-нибудь нужный партнёр всё же будет ею встречен, хотя в последнее время начинала сильно в этом сомневаться. Кому нужна женщина, которая говорит длинными заумными фразами и ведёт себя так, будто мир – это театр абсурда, а она в нём – режиссёр? Она посмотрела на часы, одновременно думая, не этому ли симпатичному менту суждено стать её второй половиной в долгом путешествии по волнам жизни... Часы показывали 17:33. – 17:33, – сказала Кис-кис. Он принялся настраивать свои "Сони", вживлённые в правое запястье. Кис-кис еле сдерживалась, чтобы не задать ему какой-нибудь дурацкий вопрос, от которого он убежит, словно молоко из ковшика, про которое она постоянно забывала и потом ей приходилось бегать возле плиты с тряпкой и всё это вытирать. Она стала такой рассеянной из-за этой своей постоянной задумчивости... – Спасибо, гра, – поблагодарил её мент. – Как насчёт чашечки кофе? Как бы в качестве компенсации за то, что оторвал вас от... как это вы там сказали?.. от целеустремлённого движения. Сердце Кис-кис учащённо забилось. Надеюсь, он не женат, думала она. Откровенно говоря, она не хотела быть просто чьей-то любовницей, поскольку это не могло быть постоянным, а она хотела именно постоянных отношений, будучи в вопросах семьи и брака очень старомодной. Достоин ли этот мент стать её мужем? Достойна ли она стать женой этого мента? Да, подумала она, я не против сходить с тобой в какое-нибудь кафе... По пути мент оживлённо рассказывал ей о себе. Звали его Юрой, был он из отдела по борьбе с коммунистами и новыми комсомольцами, любил хорошие американские фильмы и книги Антона Муравьёва. Это было глупым совпадением, но Кис-кис тоже нравился Муравьёв, но в этом она пока признаваться не спешила, поскольку ей было хорошо видно, что она-то Юру устраивает от и до, и теперь ей нужно было определиться, устраивает ли он её, а на это требовалось какое-то время. Они вошли в кафе, сели за столик. К ним тут же подошла официантка с татуировками бутонов роз вокруг сосков. – Что будете заказывать? – Для начала два кофе и..., – начал Юра, - и, пожалуй, две порции пончиков. – Салат не хотите? – Вы не хотите салат? – обратился Юра к Кис-кис. – Не хотим, – сказала Кис-кис. – Пластыри, марихуана, иксайтеры? – не успокаивалась официантка. – Я ещё на работе, – развёл руками Юра. – Нам даже "Страну улыбок" курить не разрешают. – Мне тоже ничего не надо, – сказала Кис–кис. – Так что на данный момент мы нуждаемся только в двух порциях кофе и, соответственно, в паре порций пончиков. – Будет сделано, – улыбнулась официантка и удалилась. – Кстати, вы так и не сказали, как вас зовут, – произнёс Юра. Сидели они друг напротив друга. – Меня зовут Кис-кис. – Кис-кис? Но это же ненастоящее имя. – Для меня оно настоящее. Чем оно вам не нравится? – Да я не сказал, что он мне не нравится... Просто удивился немного. – Расскажите мне что-нибудь о коммунистах, – попросила Кис-кис. Ей было очень сложно изъясняться такими простыми фразами, но она старалась. – О, нет, только не это! – взмолился Юра. – И здесь мне не дают покоя! Задайте мне какой-нибудь другой вопрос, умоляю вас! И ни слова, ни слова о коммунистах! – Вы женаты? – Я разведён. – Давно? – Три года. – По каким причинам? – Он мне изменял. – Ваша жена была мужчиной? – удивилась Кис-кис. – Вы бисексуал? Мент кивнул. Тут вернулась официантка и принялась составлять на стол заказ. У неё была хорошая фигура, но и у Кис–кис фигура тоже была неплохая. О Боже, как давно она уже не была с мужчиной... Два года, да? Нет, чуть меньше. Мастурбация уже не приносила ей удовлетворения, а иксайтеры она не употребляла принципиально, так как не любила разную химию. Пару раз Кис-кис откалывала эксгибиционистские номера, за что потом ей было очень стыдно и неудобно, и она давала себе клятвы не повторять этого больше... Оба раза она делала это в метро: примерно секунд за тридцать до остановки распахивала плащ, под которым ничего не было, и стояла так в проходе, а потом резко запахивалась и выскакивала из вагона, до боли закусывая губу и проклиная себя последними словами. Интересно, подумала Кис-кис, какова бы была реакция Юры, если бы я ему об этом рассказала? – Каково это – быть в постели с мужчиной? – спросила она. – Давайте об этом тоже не будем... Скажите, Кис-кис, кто вы по профессии? Учитель? – Я? Учитель? – рассмеялась Кис-кис. – Ой, ну что вы! Ваше предположение ошибочно. Стыдно сказать, но на настоящий промежуток времени я не работаю нигде и живу на пособие. – Но у вас, несомненно, есть какое-то высшее образование? Кис-кис помотала головой и сунула в рот пончик. Он был вкусным. Она дожевала его, потом спросила: – Сколько вам лет? – Сорок два. – Я на десять лет вас моложе. – А я подумал, вам лет двадцать... – Да уж конечно, двадцать... – Я не кажусь вам навязчивым? – Навязчивым? Не думаю. – Вы сегодня вечером свободны? – Я всегда свободна. – Простите, Кис-кис, вы не замужем? – Сейчас нет. Они снова принялись за пончики. – Если бы вы знали, Кис-кис, как мне осточертела эта работа, – заговорил наконец Юра. – Все эти вечные допросы, пытки... Даже и женщин пытать приходится, хоть я потом и переживаю сильно... – Даже и женщин..., – закивала Кис-кис, как бы подтверждая, что она внимательно его слушает и разделяет его мнение по этому вопросу. – Вот есть у нас Володя Шумейко, ему всё это нравится. Пальцы там ломать, ногти, насиловать... А я человек сентиментальный... "Сентиментальный" от слова "мент", подумала Кис-кис. – Я хочу пригласить вас ко мне домой, – сказал Юра. – Сегодня вечером. У меня через полчаса заканчивается рабочий день и если вы не против, то можно было бы сперва быстренько прогуляться до отделения, а потом вместе пойти ко мне. – И что мы будем у вас делать? – Всё, что захотим, – загадочно ответил он. Квартира у него была трёхкомнатная. – Знаете, Кис-кис, я всегда считал женщин глупыми, потому и предпочитал жить с мужчинами, – колдуя с напитками и пластырями, говорил Юра, уже переодевшийся в шорты и футболку. У него были великолепные мышцы. – Но познакомившись с вами, я... я даже и не знаю, что сказать. Я ещё никогда не встречал таких умных женщин. – А я ещё и доить умею... – Чего?! – не понял Юра. Кис-кис хихикнула. – Ну, это мультик есть такой старый, про кота Матроскина, мне он в детстве очень нравился... – Понятно, – протянул он. – Иксайтер какой-нибудь будете? – Почему бы нет? – она решила изменить своим принципам. Нужно же когда-то что-то менять, особенно если это может положительно сказаться на твоей жизни... Наклеив на запястья по пластырю с шампанским, они принялись потягивать из фужеров фанту с растворённым в ней возбудителем. Юра тихо включил музыку. Скоро они уже целовались, одновременно стягивая друг с друга одежду. Кис-кис всё время смотрела вниз. Ей очень нравилось наблюдать за развитием эрекции у мужчин, потому что ей было приятно осознавать, что это она их так возбуждает. <...> "Только бы парик не слетел", – думала она. <...> Потом всё закончилось – для Юры, но не для Кис-кис. Она хотела ещё и приложила все усилия, чтобы и Юра тоже снова этого захотел. Усилия довольно быстро увенчались успехом. Самое забавное во всём этом было то, что они по-прежнему обращались друг к другу на "вы". – Я хотел бы выебать вас в жопу! – признался Юра. – Извините, но я не отношу себя к сторонницам содомии, – прошептала Кис-кис. – Давайте лучше по-обычному. И не выражайтесь, пожалуйста, нецензурно, ибо это кажется мне излишне грубым. – Да чё ты тут ломаешься? – поморщился Юра, пытаясь развернуть её так, как ему этого хотелось, но Кис-кис заупиралась, зашипела что-то невнятное. Вот что значит быть бисексуалом, думала она с некоторой долей возмущения. Постепенно их борьба приняла более агрессивный характер, более нездоровый оттенок. Юра вдруг ударил её по лицу, по носу. Потекла кровь. Кис-кис пнула его промеж ног. Он дал ей в челюсть, затем стукнул лбом о стену несколько раз и всё-таки овладел ею тем способом, которым хотел. Было жутко больно. Кис-кис рыдала. Когда Юра всё закончил, она сорвала с запястья шампанское и молча принялась одеваться. Ей казалось, что он проткнул её насквозь. – Только не делай вид, что тебе не понравилось, – сказал он наконец. – Вы низкий и грязный самец! – отрезала Кис-кис, натягивая маечку. – Низкий и грязный самец. – Слушай, да не переживай ты так! – он подошёл к ней. – Подумаешь, делов-то... "А он не так уж и не прав,– думала Кис-кис, продолжая одеваться. – На каком-то уровне мне действительно это понравилось. И даже эта боль – она тоже чем-то приятна. Но всё равно он очень грубо ведёт себя с женщинами, а мне нужна ласка и понимание. А он как дикарь". Он погладил её шею. Кис-кис оттолкнула его руку. Он снова завалил её на диван – похоже, иксайтер был довольно сильным. Рывками пошла эрекция. Она начала вырываться, но он был сильнее. Пришлось укусить его за губу. – Ах ты, сука! – взвыл Юра. Схватив её за волосы, он хотел, очевидно, сбросить её с дивана на пол, но этого у него не вышло и он остался недоумённо сидеть рядом с нею, держа в руке парик. – О, чёрт! Кис-кис почувствовала себя очень неуютно. Предстать перед кем-то с линзой на бритой наголо голове означало для неё примерно то же, что и публично испражниться. Когда требовалось провести дезинфекцию, она шла домой к матери – единственному человеку, кому она могла довериться, и кроме них двоих никто о тайне Кис-кис не знал. Вообще, её очень угнетало то, что без линзы она чувствует себя дура дурой, причём, чем дольше она её носила, тем глупее ощущала себя в те моменты, когда вынуждена была её снимать. Это было сродни наркотической толерантности, и именно поэтому сорок лет назад линзы и были запрещены законом. А теперь о её тайне узнал ещё один человек, и этот человек был изнасиловавшим её представителем правосудия. – Что я вижу, мать твою! – прошептал он. Его эрекция начала на глазах спадать. – Интеллектуальный усилитель, да к тому же запрещённый! Девочка, да ты преступница! – Дай парик, – прошипела Кис-кис. Голый мент отшвырнул тот куда-то назад; его нижняя губа кровоточила. Кис-кис лежала на спине в маечке и трусиках, а он сидел рядом, глядя на неё с усмешкой и одновременно с сочувствием. – Мне очень трудно будет закрыть глаза на такое явное нарушение конституции и Уголовного кодекса, – продолжал Юра. – Ёбаный в рот, а я-то думал, ты учителка какая- нибудь, а ты, оказывается, с линзой... Ну и что мне с тобой делать-то, Кис-киска? – Подать мне парик и позволить уйти. И забыть о моём существовании. Он положил руку ей на низ живота. Кис-кис не двигалась. – Оставайся у меня, – сказал Юра. – Ты мне нравишься. Серьёзно. Моей зарплаты хватит на то, чтобы ты не работала. – Я не люблю мужчин, которые овладевают мною насильственно, тем более таким извращённым способом. – Да ладно ты... <...> Они жили вместе до ста тридцати и почти никогда не ссорились. март 2000