Уильям Гибсон Осколки голографической розы.

В то лето Паркеру не спалось. Перепады напряжения; внезапные отключения дельта-модулятора в одно болезненное мгновение возвращали к реальности. Пытаясь избавиться от этого, он использовал моток проводов, миниатюрные зажимы "крокодил" и чёрную изоленту, чтобы прикрепить модулятор к СимСтим плееру. Падение напряжения должно было переключить плеер в режим воспроизведения. Он купил кассету СимСтима, которая начиналась с того, что персонаж спал на тихом пляже. Она была записана с молодого йога-блондина, у которого были "единицы" на оба глаза и невероятно острое восприятие цвета. Парень приплыл в Барбадос, чтобы за приличное вознаграждение вздремнуть и сделать утреннюю зарядку на великолепном частном пляже. Покрытая ламинатом надпись на прозрачной упаковке кассеты объясняла, что йог мог самостоятельно изменять свои биоритмы от альфа к дельта без помощи модулятора. Паркеру, который вот уже два года не мог заснуть без модулятора, с трудом верилось в это. Он смог досмотреть запись до конца только один раз, но, несмотря на это, теперь он знал каждое событие первых пяти субъективных минут. Он решил, что самым интересным в сюжете была ошибка монтажа, проскочившая в тот момент, когда йог начинал рутинные упражнения по контролю дыхания: нечаянный взгляд вдоль пляжа выхватывает охранника, цепочку соединённых между собой столбиков и чёрную кобуру автоматического пистолета. Пока Паркер спал, русла городской электросети пересохли. Переход от собственного сна в сон СимСтима был словно направленный внутрь чужой плоти взрыв. Привычка ослабила удар. Он ощутил холодный песок под собой. Ткань рваных джинсовых брюк била по голым коленям, развеваясь под утренним бризом. Скоро парень окончательно проснётся и начнёт свою Ахалай-Махалай-белиберду; другими руками Паркер нащупал в темноте СимСтим плеер. Три часа утра. Сделать себе кофе в полной темноте, подсвечивая фонариком, когда льёшь кипящую воду. Утренний сон с записи угасает: плюмаж кубинского грузового судна исчезает на горизонте, уходя в бесконечное плавание по серому экрану сознания. Три часа утра. Вчерашний день вспоминается, как набор схематичных фигурок. Ты сказал - она сказала - упаковала вещи - вызвала такси. И как ни мешай фигурки, конечный итог предрешён: ты стоишь под дождём и ругаешься с рикшей. Кислый и едкий дождь цвета мочи. Рикша обозвал тебя засранцем, а тебе, к тому же, пришлось оплатить двойной счётчик - за тройной багаж. В своём респираторе и очках, рикша напоминал муравья. Он увёз её в дождь, а она даже не посмотрела назад. Последнее воспоминание о ней: гигантский муравей, показывающий тебе средний палец. Паркер увидел свою первую СимСтим деку в техасском лагере беженцев под названием Иудины Джунгли. То была массивная консоль в дешёвом пластике, имитировавшем хром. Скормишь ей десятидолларовую банкноту и получишь пять минут аэробики в невесомости Швейцарского орбитального курорта: барахтанье в двадцатиметровом перигелии с семнадцатилетней топ-моделью - отвязный торчок в джунглях, где проще купить пушку, чем принять горячую ванну. Когда год спустя два ведущих производителя выкинули к Рождественской распродаже первые портативные деки, он был в Нью-Йорке с фальшивыми документами. Порнотеатры СимСтима, которые процветали в то время в Калифорнии получили удар, от которого им не суждено было оправиться. Канула в лету и голография. Обширные иллюзионы, которые были голографическими храмами для маленького Паркера, обернулись либо многоярусными супермаркетами, либо пыльными павильонами игровых автоматов, где под пульсирующими сквозь голубой туман сигаретного дыма неоновыми вывесками "Симулированная Стимуляция" ещё можно было найти старые консоли. Теперь Паркеру тридцать и он монтирует последовательности для СимСтим записей, снятые с профессиональных глаз-имплантов. Электричество отключено. В спальне Паркер касается гладкой алюминиевой поверхности "Повелителя Снов" фирмы Sendai. Индикатор готовности вспыхивает на мгновение и гаснет. С чашкой кофе в руке он подходит к шкафу, из которого она забрала всё днём раньше. Луч фонарика обшаривает голые полки в поисках остаточных признаков ушедшей любви. Порванный ремешок сандалии, кассета СимСтима и открытка. На открытке - голограмма розы, снятая во встречных пучках. На кухне Паркер скармливает ремешок сандалии стоящему под раковиной утилизатору. Вялый от недостатка электроэнергии утилизатор жалуется, но пережёвывает и глотает. Паркер бережно зажимает голограмму между большим и указательным пальцем и опускает её в пасть механизма. Утилизатор издал тонкий визг, когда его стальные челюсти вошли в слоёный пластик, и роза распалась на тысячи осколков. Потом Паркер сидел на неубранной постели и курил. Её кассета в деке была готовой к воспроизведению. Некоторые женские записи дезориентировали его, но это не было весомой причиной отказаться от своей затеи. Около четверти пользователей СимСтима не могут комфортно воспринимать записи сделанные с тела противоположного пола. Попытка захватить эту часть аудитории привела к тому, что с каждым годом СимСтим становится всё более и более бесполым. Но записи Анжелы никогда не пугали его (А что, если она записала любовника?). Нет, такого не может быть - это просто кассета из неизвестности. Когда Паркеру было шестнадцать, родители оформили на него контракт с американским филиалом японского пластикового концерна. На тот момент это было огромной удачей, если принять во внимание огромное число претендентов на обучение. Три года он жил в одном интернате с сотрудниками филиала, пел гимны компании на утренних линейках и прикидывал, как бы это хотя бы раз в месяц перемахнуть через забор к девочкам и голографическим аттракционам. Срок контракта истёк бы к его двадцатилетию, оставляя ему возможность стать полноценным служащим. Но за неделю до своего девятнадцатого дня рождения он перемахнул забор в последний раз, имея при себе смену белья и две краденые кредитки. Он прибыл в Калифорнию, за три дня до того, как рухнул хаотичный режим Новых Сепаратистов. По улицам Сан -Франциско носились воюющие банды. Одно из четырёх "временных" городских правительств настолько преуспело в создании продовольственного запаса, что найти в городе еду стало невозможно. Последнюю ночь революции Паркер провёл в выгоревшем пригороде Туссона, занимаясь любовью с худенькой девчушкой из Нью-Джерси. Она рассказывала ему о деликатных моментах своего гороскопа в перерывах между приступами беззвучного плача, которые, находили на неё вне зависимости от того, что говорил и делал Паркер. Годы спустя он понял, что не имеет ни малейшего понятия о причинах, побудивших его разорвать контракт. Первые три четверти записи были удалены: ты несёшься сквозь статический треск затёртой кассеты, где вкус и запах слиты в один канал. Белый шум на звуковой дорожке - не-звук во тьме над бездною. (Длительный просмотр чистой кассеты может вызвать гипнагогические галлюцинации). Паркер присел на обочине дороги в Нью-Мехико, наблюдая за горящим на шоссе бензовозом. Пламя освещало прерывистую разделительную полосу, по которой он шёл из Туссона. Взрыв был виден за пару миль: белая зарница превратила бледные ветви голых деревьев на фоне ночного неба в негатив: сплетения из карбонадо поверх магниевой вспышки. Многие из беженцев были вооружены. В Техасе были лагеря беженцев, пришедшие к нелёгкому, в условиях раскола Побережья, перемирию. Жилища там были построены из дрожащих на ветру досок, картонных коробок и пластиковых щитов, а также из останков автомобилей. Под названиями вроде Попрыгунгород и Сахарун, эти лагеря плыли по воле ветров чёрного рынка. Военные и федералы, которых посылали прочёсывать поселения отщепенцев, редко находили что-то. Но после каждого рейда отдельные бойцы уже не имели возможности отчитаться перед начальством. Некоторые из них продавали свою форму, а иные устанавливали слишком тесные связи с контрабандой, на поиски которой и были посланы. Через три месяца Паркер решил уйти, но только товары могли безболезненно просочиться сквозь военные кордоны. Свой собственный шанс он нашёл случайно: под покровом густого чада, низко нависшего над лежащей в русле пересохшего ручья женщиной. Мухи взмыли злобным облаком и снова сели, не обращая никакого внимания на Паркера. На женщине была кожаная куртка, а Паркер частенько мёрз по ночам. Он пошёл искать хворост. В спине куртки, прямо под левым плечом была круглая дырка, через которую мог пролезть карандаш. Ткань куртки когда-то была красной, но теперь она приобрела чёрный, с кровавым отливом цвет. Надев куртку на конец палки, Паркер отправился искать воду. Но куртку он так и не постирал: в левом кармане обнаружилась почти унция кокаина, аккуратно завёрнутая в пластик и киперную ленту. В правом кармане было пятнадцать ампул Мегацилина-Д и десятидюймовый нож со сменными лезвиями и костяной рукоятью. Антибиотик стоил вдвое дороже, чем кокаин. Паркер вогнал нож в гнилой пень, пропущенный собирателями древесины из Джунглей, и повесил на него куртку, которую, как только он ушёл, окружили мухи. Той ночью, в баре, под навесом из рифлёного железа, пока он ждал одного из "адвокатов", державших проходы за кордон, он впервые испробовал на себе консоль СимСтима. Она была огромной, вся из хрома и неоновых огней. Владелец консоли крайне гордился ею: он сам помогал угнать грузовик. "Если хаос девяностых отражает радикальное изменение в парадигмах визуальной грамотности, последний шаг от традиции пред -голографического общества Лоско-Гуттенберга, то что мы должны ожидать от этой новой технологии, с ее дискретной перекодировкой образов и последующей реконструкцией полного диапазона сенсорного восприятия?" Розбук и Пиерхаль, "Новейшая Американская История: Теория Систем". Сквозь жужжащее не-время стёртой записи - в её тело. Улицы странного города под европейским небом. Афины. Вывески с греческими буквами и запах пыли… запах пыли. Посмотреть её глазами (подумать только - эта женщина ещё не встретила тебя; на момент записи ты ещё не выбрался из Техаса) на серый памятник, на каменных коней над которыми кружатся голуби, прежде чем серое безличие статики поглотит тело любимой. Волны белого шума разбиваются о несуществующий пляж. Конец записи. Свет контрольной лампочки модулятора. Паркер лежит в темноте, вспоминая тысячи осколков голографической розы. У голограммы есть особенность: на каждом из её осколков роза видна целиком. Падая в пропасть дельта-модуляции, Паркер представил, как каждый из осколков отразил его собственную судьбу и всё то, что он никогда не узнает: украденные кредитки, выгоревший пригород, планетарные сентенции незнакомки, горящий на шоссе бензовоз, плоский пакетик с наркотиками, тонкое как боль сменное лезвие, лежащее на асфальте. Предположение: мы - осколки друг друга, и так было всегда. Островок европейского турне посреди серого моря стёртой записи - стала ли она ближе, или реальней оттого, что он побывал там? Она помогла ему достать документы, нашла для него первую работу в СимСтиме. Это ли он помнил теперь? Нет, он помнил чёрную панель дельта-модулятора, пустой шкаф и неубранную постель. Он помнил ненависть к великолепному телу, в котором он просыпался, когда пропадало электричество, злобу, излитую на рикшу и её, так и не обернувшуюся на прощание. Внезапно он вспомнил, что осколки отображают розу с разных углов, но дельта-модуляция накрыла его прежде, чем он смог задуматься о том, что бы это могло значить. Перевод с английского: Максим Кич