ПАТТЕРН: Чему ты обязана таким псевдонимом? Тебе настолько небезразлично творчество покойных Мэри и Перси?
МЭРИ: На самом деле псевдоним этот возник как результат длинной ассоциативной цепочки. Началось с того, что в журнале японской поэзии хайку "Лягушатник" возник персонаж "Царевна-Лягушка". Хохма в том, что пол этого персонажа не был связан ни с полом его создателя, ни с попытками замаскироваться под псевдонимом противоположного пола.
Здесь именно слово "лягушка" определяет пол. Ты наверняка знаешь, что в английском "frog" - мужского рода, и сказка у них обратная: там есть принц-лягух, которого должна поцеловать принцесса. С японским еще круче. Во-первых, там "kawazu" тоже в основном ассоциируется с поэтом-мужчиной (пение лягушек у них - как пение соловья у нас). Во-вторых, у них множественное число не отличается от единственного: то же самое слово может означать и группу. Ну а при переводе в русский все это превращается "лягушку" женского рода единственного числа. Такая вот лингвистическая криптозащита. Дальше ассоциативная цепь проще: Царевне-Лягушке нужен был почтовый ящик, "лягушачие" логины на Hotmail были заняты - начались фантазии о том, как еще можно назвать ту "коробчонку", где живет "лягушонка". Получилось rakushka@hotmail.com. Ну и нужно было еще имя-фамилию вписать. По-английски "ракушка" будет "shell", плюс довольно прозрачная ассоциация с Франкенштейном (виртуальный персонаж) - вот и вышла Мэри Шелли.
ПАТТЕРН: Что ты можешь сказать о людях, которые из-за этого псевдонима относятся к твоему творчеству предвзято?
МЭРИ: Имя автора влияет на отношение публики к его творчеству В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ. В любом случае возникает предвзятость, которая мешает понять, к чему относятся те комментарии, которые получаешь: к твоему тексту или к тебе лично. Осознав это, можно манипулировать процессом в своих целях. Особенно с учетом того, что Интернет дает прекрасные возможности для таких игр. Вариантов, собственно, два - либо выбрать совершенно нейтральный псевдоним, вроде "Николай Смирнов", либо сознательно сделать своего виртуального персонажа одним из участников действа. Мы пробовали оба варианта. Шелли - это второй. В 1997 году образ образованной, но не закомплексованной и острой на язык девчонки был самым лучшим образом, с которым можно было выйти в Рунет. С другой стороны, было очевидно, что персонаж виртуальный (т.е. сама Мэри в данном случае стала Франкенштейном) - из-за этого возникла интересная интрига, попытки отследить, кто же прячется за этим именем, разные стилевые подделки, и т.п. Кроме того, это забавная "деконструкция" собственной личности - вроде ролевого тренинга.
ПАТТЕРН: Как давно ты занимаешься литературой?
МЭРИ: Как Мэри Шелли - с 1997 года. Как правило, сетевой публике больше заметна скандальная часть моей деятельности. Более серьезные вещи оказываются в Сети не очень заметны - зато они быстро попадают в бумажные журналы. Как "Внутренняя Хиппония", попавшая в "Новое литературное обозрение", или "Голос" - в "Фантом", или "Паутина" - в "Знание-Силу". В общем-то так параллельно все шло с самого начала. Популярность Мэри в Рунете началась с того, мы устроили веселый скандал под названием "Обзор обозревателей". Но параллельно открыли конкурс сказок "Нетский мир". Публикация "Паутины", в свою очередь, сопровождалась своей чередой флеймов. Но повторяю: в данном случае "я", то есть Мэри Шелли - сама по себе литературное произведение, и моя творческая деятельность проходит именно в рамках "проекта Мэри Шелли".
ПАТТЕРН: Каким образом и на чем оттачивала свой стиль?
МЭРИ: На зубах. Интернет в этом смысле - очень зубастая среда. Идеальная для отточки зубов. Правда, есть еще условие: нельзя зацикливаться на одинаковых играх. Если ты поглядишь на "хомяк Мэри" (www.fuga.ru/shelley/), то увидишь, что у нас каждый год - новый поворот. Японская поэзия и киберпанк, политические новости и детские сказки... Плюс куча интерактивных игр и дискуссий, вызываемых нашими провокациями во всех этих жанрах. Навроде литературного пинг-понга. Все это очень помогает почувствовать язык... за зубами ;-))
ПАТТЕРН: Что можешь посоветовать начинающим авторам?
МЭРИ: Меньше думать о себе как о начинающих авторах. Вообще меньше думать о таких моделях, как "автор-издатель", "моя первая публикация", "профессиональный литератор", и т.д. И уж конечно никогда не думать о коммерческой отдаче от литературы. Идеальное отношение к литературе - как к хобби, но никогда - как к работе. Работа по добыче денег не должна мешать творчеству. Иначе сама по себе идея "продаться" встанет в шкале ценностей выше идеи "сотворить" - а это уже ремесло, рутина и халтура. Так что лучше больше думать о том, что у самого себя внутри. Есть ли там огонь, чем его взбодрить и т.д. При этом, кстати, и собственная работа, и деятельность по публикации произведений тоже могут стать подспорьем. Скажем, работа журналистом позволяет научиться лучше владеть языком, а публикации в Интернете - принести неожиданно полезные отзывы или просто интересные знакомства. Но это все должно стать "второй игрой" - творчество же первично.
ПАТТЕРН: Что тебе нравится из литературы?
МЭРИ: Мне нравятся небольшие книжки в мягких обложках, которые помещаются в карман, не являются "сериалами" (хорошие авторы пишут мало книг, иногда вообще всего одну), а в плане содержания - не имеют сюжета, зато провоцируют на интересные мысли и состояния. К примеру, "Записки у изголовья" Сей-Сенагон. "Похвала тени" - не помню автора, тоже японец. "Темнота и тишина" Гениса. Иногда под настроение читаются и книги с сюжетом, но тут сложно описать, какие именно... Даже жанр не могу выбрать. Скажем, "Темные аллеи" Бунина, "Комедианты" Грина и "Бриллиантовый век" Стивенсона - что в них общего? Наверное, то, что это небольшие книжки в мягких обложках, которые мне было приятно читать. Во всех в них есть некая внутренняя красота, которую автор умеет ПЕРЕДАТЬ, а не просто сформулировать красивыми словами, вроде банального "Красота спасет мир", как написал этот бездарь и психосадомазохист Достоевский.
ПАТТЕРН: Хм. А как тебе тот же Кортасар? У него есть внутренняя красота?
МЭРИ: Конечно, это один из лучших примеров. Кортасара я гораздо больше люблю, чем Борхеса. Борхес - он вроде шахмат, почти компьютерная игра, и все время какая-то замкнутая, зацикленная. Мне лично таких игр и в собственной голове, и в собственной жизни хватает. А вот Кортасар - он действительно создает ощущение некого дивного мира, который находится где-то здесь, где-то очень рядом, буквально за углом. Без далеких полетов в космос, компьютерных разумов или экстрасенсов с бешенными глазами. Это, пожалуй, самый сложный под-жанр из тех, что относят к "фантастике".
ПАТТЕРН: Что можешь вообще сказать о фантастике, в том числе и о современной российской?
МЭРИ: В основном все сказано в статье "Дети стекольщика или Бриллиантовый век без нас" Фантастика в любом случае является неким отражением сознания (самосознания, коллективного сознания) общества. Это может быть научное сознание, мифологическое и т.п. - неважно. Важно, есть ли в нем некая живая часть, определенный вектор движения в сторону нового и неизвестного. Грубо говоря, если какое-то племя живет себе на своем острове год за годом, все сыты и счастливы, и всех вполне устраивает тот миф, который объясняет восход солнца и прочие феномены - то тут и не будет никакой новой фантастики. Зато при революциях, при столкновении с неким новыми условиями начинает наиболее усиленно работать фантазия, человек обращается к каким-то более глубоким пластам своего сознания, чтобы создать новый язык, новую систему отношений. Наличие или отсутствие такого вектора собственно и определяет состояние фантастики. В этом смысле нынешняя российская фантастика имеет перспективы. Но не сейчас, потому что должно вырасти новое поколение, и пока оно научится писать (если вообще захочет), пройдет еще лет десять. А сейчас мы вроде как на свалке живем, и фантастика наша - либо "вторичная" (технологии развиваются не у нас), либо "цикличная" (в который раз топтание в тупиках христо-коммунистических теорем этики), либо "педофилическая" (дескать, главное деток научить добро от зла отличать, а мы уж сами как-нибудь), либо "эклектичная" (есть ошметки разных продуктов, но ни одного целого блюда). Короче, нет огня, но очень много вонючего дыма. Большая свалка, которая понемногу коптит. Может, когда докоптит, на этой золе новый лес вырастет. Не скоро.
ПАТТЕРН: А как насчет психологической фантастики? К примеру, что ты можещь сказать о творчестве Рыбакова? На мой взгляд, его ранние вещи очень хороши во всех отношениях...
МЭРИ: Я не люблю психологическую литературу вообще. Особенно русскую - потому что в нашей стране психологическая литература - это вроде "нашего Голливуда". И особенно теперь, когда в русской фантастике "психологизмом" стали затыкать буквально все дыры - и непонимание современных технологий, незнание других языков и культур других стран, неумение увидеть что-то интересное в самых обычных вещах (что умел Кортасар) или просто даже отсутствие здоровой жизненной позиции. То есть человек ничего нового в жизни не видит - и тогда он начинает высасывать из пальца некий "незримый бой". Мне кажется, что новый "психологизм" вообще создать гораздо сложнее, чем просто новую фантастику. Ведь даже при революциях и прочих надломах общества люди обращаются к своим глубинным, подсознательным механизмам защиты, и по сути дела лишь возвращаются к старым мифам, только в новом обличье. Можно придумать новый язык - но внутренние психологические схемы давно описаны древними греками.
И еще: имея опыт работы в точных науках, я знаю, как легко можно выстроить "великую теорию" на основе парочки совпадений. Понятно, о чем речь? Вот произошли два события, и оказались они рядом во времени или пространстве. Возможно, первое стало причиной второго; возможно, наоборот; возможно, они оба - следствие чего-то третьего; а возможно, это просто случайное совпадение. Приняв любую из этих версий, ты находишь себе еще одну точку опоры, какой-нибудь еще фактик-совпадение из моря фактов - и получаешь как бы "доказательство". Кухонная такая "научность". Короче, я не люблю, когда люди выстраивают искусственные схемы, имеющие под собой какую-то очень вымученную, липовую логику. Когда у тебя наметанный глаз - это видно. Конечно, человек - существо очень иррациональное. Но очень уж смешно наблюдать, как авторы, не обладающие элементарным аналитическим мышлением, лезут анализировать это иррациональное.
ПАТТЕРН: Какая книга у тебя является самой зачитанной?
МЭРИ: Гостевая ;) Она у меня по умолчанию открывается всегда, когда запускаю бродилку.
ПАТТЕРН: А какую чаще всего рекомендуешь друзьям?
МЭРИ: Как правило, сильно зависит от человека. Если человеку нравятся детективы, я порекомендую ему хороший детектив, вроде Грина или Чандлера. Если фэнтези - Сапковского. Если "фантастический реализм" - Кортасара. А если про мужчин и женщин - то "Темные аллеи". Если что-то созерцательное - то японцев, и желательно не XX века, в котором у них остались только придурки-самоубийцы. В общем, во всяком жанре есть свои шедевры, и для всякого человека есть определенные книги, которые ему нужно читать в определенный момент жизни. Довольно глупо навязывать знакомым киберпанк только потому, что я лично им сейчас увлекаюсь. В то же время, если человеку за сорок, а он все еще упоенно цитирует Ницще - то это, как правило, уже клиника, тут никакой хорошей книгой не исправишь.
ПАТТЕРН: Кроме "2048", какие у тебя запланированы фантастические проекты на будущее?
МЭРИ: Да вроде никаких. Творчество - не очень планируемая деятельность. Хотя я думаю, пора вообще завязывать с литературой как с проектом. Или по крайней мере с литературной в ее нынешних формах, вроде романа. У меня есть одна идейка, которая пока лишь выкристаллизовывается в процессе работы над "2048". Своего рода новый жанр на стыке некой архаики и некой высокой технологии. Но это пока секрет.