Грег Бир МУЗЫКА, ЗВУЧАЩАЯ В КРОВИ
С Верджилом Улэмом мы не виделись около двух лет. И его образ, сохранившийся у меня в памяти, лишь весьма отдаленно напоминал загорелого, хорошо одетого джентльмена, что стоял передо мной. За день до этого мы договорились по телефону, что встретимся во время ленча, и теперь разглядывали друг друга, остановившись прямо в дверях кафетерия для сотрудников медицинского центра. - Верджил? - неуверенно спросил я. - Боже, неужели это ты?! - Рад тебя видеть, Эдвард, - произнес он и крепко пожал мою руку. За время, прошедшее с нашей последней встречи, он сбросил десять -двенадцать килограммов, а то, что осталось, казалось теперь жестче и сложено было гораздо пропорциональнее. С университета Верджил запомнился мне совсем другим: толстый, рыхлый, лохматый умник с кривыми зубами. - Ты выглядишь просто бесподобно, - сказал я. - Провел лето в тропиках? Мы встали в очередь и выбрали себе закуски. - Загар, - ответил он, набирая еду на поднос, - это результат трех месяцев под ультрафиолетовой лампой. А зубы я выправил вскоре после того, как мы виделись в последний раз. Я тебе все объясню... - Слушай, я серьезно говорю, - сказал я, пока мы переставляли тарелки с подносов на стол. - Ты здорово изменился. И действительно выглядишь очень хорошо. - На самом деле я так изменился, как тебе и не снилось, - эту фразу он произнес зловещим тоном, словно актер из фильма ужасов, и карикатурно поднял брови. - Как Гейл? Гейл в порядке, сказал я, учит ребятишек в детском саду. Мы поженились год назад. Верджил перевел взгляд на свои тарелки - кусок ананаса, домашний сыр, пирог с банановым кремом - и спросил надтреснутым голосом: - Ты ничего больше не замечаешь? - М-м-м, - произнес я, пристально вглядываясь. - Смотри внимательно. - Я не уверен... Хотя да, ты перестал носить очки. Контактные линзы? - Нет. Они мне больше просто не нужны. - И ты стал довольно ярко одеваться. Кто это проявляет о тебе столько заботы? Я надеюсь, она обладает не только хорошим вкусом, но еще и привлекательна. - Кандис тут ни при чем, - ответил он. - Просто я устроился на хорошую работу и могу теперь позволить себе пошвыряться деньгами... - На лице его появилась знакомая виноватая улыбка, потом она вдруг сменилась странной ухмылкой. - Кандис меня бросила. С работы меня тоже уволили, так что теперь я живу на сбережения. - Стоп, стоп! - запротестовал я. - Не все сразу. Давай рассказывай по порядку. Ты устроился на работу. Куда? - В "Генетрон Корпорейшн", - сказал он. - Шестнадцать месяцев назад. - Никогда о них не слышал. - Еще услышишь. В следующем месяце они выбрасывают акции на рынок. Им удалось здорово продвинуться вперед с "мебами". С медицинскими... - Я знаю, что такое "меб", - перебил его я. - Медицинский биочип. - Они наконец получили работающие "мебы". - Что? - теперь настала моя очередь удивленно поднять брови. - Микроскопические логические схемы. Их вводят в кровь, они закрепляются, где приказано, и начинают действовать. С одобрения доктора Майкла Бернарда. Это уже значило не мало, поскольку Бернард обладал безупречной научной репутацией. Помимо того, что его имя связывали с крупнейшими открытиями в генной инженерии, он до своего ухода на отдых по крайней мере раз в год вызывал сенсации работами в области практической нейрохирургии. Фотографии на обложках журналов говорят сами за себя. - Вообще это держится в строгом секрете - акции, прорыв в исследованиях, Бернард и все такое, - он оглянулся по сторонам и, понизив голос, добавил: - Но ты можешь поступать, как тебе вздумается. У меня с этими паразитами больше никаких дел. Я присвистнул. - Ну, рассказывай. - В медицинском колледже я готовился к исследовательской работе. Биохимия. Кроме того, меня всегда влекло к компьютерам. Меня приняли на работу в "Генетрон" - они тогда только начинали, хотя уже располагали сильной финансовой поддержкой и лабораториями на все случаи жизни. Я быстро продвинулся - через четыре месяца я уже занимался своей собственной темой, и мне кое-что удалось сделать, - он беззаботно махнул рукой. - А затем я увлекся побочными исследованиями, которые они сочли преждевременными. Но я упирался, и, в конце концов у меня отобрали лабораторию. Передали ее какому-то слизняку. Часть результатов мне удалось спасти и скрыть еще до того, как меня вышибли, но, видимо, я был не очень осторожен... или рассудителен. Так что теперь работа продолжается вне лаборатории. - Вне лаборатории? Что ты имеешь в виду? - Эдвард, я хочу, чтобы ты меня обследовал. Мне нужно очень тщательное физиологическое обследование. Может быть, с применением методов диагностики рака. Тогда я смогу объяснить дальше. - Стандартное обследование за пять тысяч? - Все, что сможешь. Ультразвук, ядерный магнитный резонанс, термограммы и все остальное. - Я не уверен, что получу доступ ко всему этому оборудованию. Более дорогой метод и выбрать-то... - Тогда только ультразвук. Это все, что тебе понадобится. - Верджил, я всего лишь акушер, а не прославленный ученый. Гинеколог, излюбленная мишень анекдотов. Вот если ты вдруг переродишься в женщину, тогда я смогу тебе помочь. Он наклонился вперед. - Ты проведи тщательное обследование... - он прищурил глаза. - Проверь меня. - Ладно, я запишу тебя на ультразвук. ВЕРДЖИЛ настаивал на полной секретности, и я предпринял соответствующие меры. Пришел Верджил поздно вечером. В это время я обычно уже не работаю, но в тот раз остался в институте. Раздевшись, он лег на смотровой стол, и, прежде всего я заметил, что у него распухли лодыжки. Однако мышцы в этих местах оказались нормальными, плотными на ощупь. Я проверил несколько раз, и, судя по всему, никаких аномалий там не было, просто выглядели они очень необычно. Озадаченно хмыкнув, я обработал переносным излучателем труднодоступные для большого аппарата места и запрограммировал полученные данные в видеоустройство. Потом развернул стол и задвинул его в эмалированный лаз ультразвуковой диагностической установки, в "пасть", как говорят наши медсестры. Увязав данные установки с данными переносного излучателя, я выкатил Верджила обратно, затем включил экран. После секундной задержки там постепенно появилось изображение его скелета. Спустя еще три секунды, которые я просидел с отвисшей челюстью, на экране возникло изображение внутренних органов, затем мускулатура, система кровеносных сосудов и, наконец кожа. - Давно ты попал в аварию? - спросил я, пытаясь унять дрожь в голосе. - Ни в какую аварию я не попадал, - ответил он. - Все это сделано сознательно. - Тебя что, били, чтобы ты не выбалтывал секретов? - Ты не понимаешь, Эдвард. Взгляни на экран еще раз. У меня нет никаких повреждений. - А это? Здесь какая-то припухлость. - Я показал на лодыжки. - И ребра у тебя... Они все переплетены крест-накрест. Очевидно, они когда-то были сломаны и... - Посмотри на мой позвоночник, - сказал он. Я перевернул изображение на экране. Боже правый! Фантастика! Вместо позвоночника - решетка из треугольных отростков, переплетенных совершенно непонятным образом. Я попытался прощупать позвоночник пальцами. - Я не могу найти позвоночник, - сказал я наконец. - Спина совершенно гладкая. Повернув Верджила лицом к себе, я попробовал нащупать через кожу ребра. Оказалось, они покрыты чем-то плотным и упругим. Чем сильнее я нажимал пальцем, тем сильнее становилось сопротивление. Но тут мне в глаза бросилась еще одна деталь. - Послушай, - сказал я. - У тебя совершенно нет сосков... В том месте, где им полагалось быть, остались только два пигментных пятнышка. - Вот видишь! - произнес Верджил, натягивая белый халат. - Меня перестраивают. Изнутри. Я попросил его рассказать, что произошло. Он начал объяснять в своей привычной манере - то и дело сбиваясь на посторонние темы и уходя в сторону. Поэтому я упрощаю и сокращаю его рассказ. В "Генетроне" ему поручили изготовление первых биочипов - крошечных электронных схем, состоящих из белковых молекул. Они запускались в артериальную систему крыс, где должны были укрепиться в отмеченных химическим способом местах и вступить во взаимодействие с тканями, чтобы сообщать о патологических нарушениях или даже оказывать на них влияние. - Это большое достижение! - сказал Верджил. - Наиболее сложный чип мы извлекли, пожертвовав подопытным животным, затем прочитали его содержимое, подключив к видеоэкрану. Компьютер выдал нам таблицу химических характеристик кровеносного сосуда. Мы получили изображение одиннадцати сантиметров крысиной артерии. Видел бы ты, как серьезные ученые мужи прыгали до потолка, хлопали друг друга по плечам и глотали "клоповник"! "Клоповник" - это этиловый спирт, смешанный с газировкой. Верджил не очень хотел вдаваться в подробности, но я понял, что они нашли способ превращать большие молекулы в электрохимические компьютеры. - В "Генетроне" хотели, чтобы я переключился на генную инженерию, но у меня были другие идеи. Я вводил свои самые удачные молекулярные компьютеры в бактерии - чтобы схемы могли взаимодействовать с клеточными механизмами. Все они были запрограммированы эвристически, то есть самообучались. Клетки скармливали химически закодированную информацию компьютерам, а те в свою очередь обрабатывали ее, принимали решения, и таким образом клетки становились умнее. Ну а потом я совсем увлекся. Оборудование было, технология уже существовала, и я знал молекулярный язык. Я мог получать плотные и сложные биочипы, своего рода маленькие мозги. Пришлось исследовать и такую проблему: чего я смогу достичь - теоретически? Получалось, что, продолжая работать с бактериями, я бы сумел получить биочип, сравнимый по производительности обработки информации с мозгом воробья. Можешь себе представить мое удивление! Клетка, а ум у нее для целого воробья! А потом мне открылся способ тысячекратного увеличения производительности. - Тут я уже перестаю понимать, - признался я. - Я воспользовался преимуществом, которое дает элемент случайности. Схемы могли самовосстанавливаться, сравнивая содержимое памяти и исправляя поврежденные элементы. Целиком. Я дал им только базовые инструкции. Живите и размножайтесь! Становитесь лучше! Боже, ты бы видел, что стало с некоторыми культурами через неделю! Потрясающие результаты! Они начали развиваться сами по себе, словно маленькие города... Пришлось их все уничтожить. Особенно меня поразила одна чашка Петри: думаю, если бы я продолжал кормить ее жильцов, она отрастила бы ноги и дала ходу из инкубатора. - Ты, надо понимать, шутишь? - Слушай, они действительно знали, что значит становиться лучше, совершеннее. Они видели направление развития! Но, находясь в телах бактерий, были очень ограничены в ресурсах. - И насколько они оказались умны? - Я не уверен. Они держались скоплениями по сто - двести клеток, и каждое скопление вело себя, как самостоятельная особь. Может быть, каждое из них достигло уровня обезьяны. Это уже далеко не воробей! Они обменивались информацией - передавали участки памяти и сравнивали результаты своих действий. Хотя наверняка их сообщество отличалось от группы обезьян, прежде всего потому, что мир их был намного проще. Но зато в своих чашках они стали настоящими хозяевами. Я туда запускал разных микробов - так им просто не на что было рассчитывать. Мои питомцы пользовались любой возможностью вырасти и измениться. - Как это возможно? - Что? - он, похоже, удивился, что я не все принимаю на веру. - Как можно запихнуть так много в столь малый объем? Обезьяна - это все-таки нечто большее, чем просто калькулятор. - Может быть, я не очень хорошо объяснил, - сказал он, заметно раздражаясь. - Я же не говорю, что каждая клетка была отдельной особью. Они действовали сообща. - Сколько бактерий ты уничтожил в чашках Петри? - Не знаю. Миллиарды. - Он усмехнулся. - Ты попал в самую точку, Эдвард. Это было население нескольких планет. - Но тебя не за это уволили? - Нет. Они не знали, что происходит. Я продолжал соединять молекулы, увеличивая их размеры и сложность. Поняв, что бактерии слишком ограничены, я взял свою собственную кровь, отделил лейкоциты и ввел в них новые биочипы. Потом долго наблюдал за ними, заставляя справляться с различными химическими проблемами. Они показали себя просто великолепно. Время на их уровне течет гораздо быстрее: очень маленькие расстояния для передачи информации, и окружение гораздо проще... Но как-то раз я забыл спрятать свое компьютерное досье под секретный код. Кто-то из руководства его обнаружил и догадался, чем я занимаюсь. Скандал был страшный! Они решили, что из-за моих работ на нас вот-вот спустят всех собак бдительные стражи общественной безопасности. Принялись уничтожать мою работу и стирать программы. Приказали, чтобы я стерилизовал свои лейкоциты. Черт бы их побрал! - Верджил скинул лабораторный халат и начал одеваться. - У меня оставалось от силы дня два. Я отделил наиболее сложные клетки... - Насколько сложные? - Они, как и бактерии, держались группами штук по сто. И каждую группу по уровню интеллекта можно было сравнить, пожалуй, с десятилетним ребенком. - Он взглянул мне в глаза. - Все еще сомневаешься? Мне самому было в это трудно поверить. Но я специально запрограммировал свои компьютеры на использование вычислительных мощностей лейкоцитов. Их там десять миллиардов, Эдвард! Десять, черт побери, в десятой! И у них нет огромного тела, о котором нужно заботиться, растрачивая немало полезного времени. - Ладно, - сказал я. - Ты меня убедил. Что было дальше? - Дальше я смешал лейкоциты со своей кровью, набрал в шприц и ввел все это себе в вену. - Он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и неуверенно улыбнулся. - Я запрограммировал их на все, что только можно. После чего они зажили своей жизнью. - Ты запрограммировал их плодиться и размножаться? Становиться лучше? - Я думаю, они развили кое-какие характеристики, заложенные в биочипы еще на стадии бактерий. Лейкоциты уже могли общаться друг с другом, выделяя в окружающую среду химически закодированные участки памяти. И наверняка они нашли способы поглощать другие типы клеток либо преобразовывать их, не убивая. - Ты сошел с ума. - Но ты сам видел изображение на экране! Эдвард, меня с тех пор не берет ни одна болезнь. Раньше я простужался постоянно, теперь чувствую себя как нельзя лучше. - Они у тебя внутри и постоянно что-то меняют... - И сейчас каждая группа не глупее тебя или меня. А может, и умнее. - Ты действительно ненормальный. Он пожал плечами. - Короче, меня вышибли, и до сего момента мне не представлялось возможности узнать, что происходит в моем организме. Три месяца уже прошло. - И ты... - я едва успевал за перегоняющими друг друга догадками. - Ты сбросил вес, потому что они улучшили у тебя жировой обмен?. Кости стали прочнее, позвоночник полностью перестроен... - У меня никогда не болит спина... - Сердце у тебя тоже выглядит не так. - Про сердце я не догадывался, - сказал он, внимательно разглядывая изображение на экране. - А насчет жира... Об этом я думал. Они вполне могли улучшить у меня обмен веществ. В последнее время я никогда не чувствую себя голодным. Мне кажется, они еще не поняли, что из себя представляет мой мозг. Они освоили железы, но пока не осознали глобальной картины... Они еще не знают, что я - это я... Улыбка исчезла с его лица. - Однажды ночью я почувствовал, как у меня по всей коже бегают мурашки. Я здорово тогда напугался и решил, что эксперимент выходит из-под контроля. Кроме того, меня беспокоило, что может произойти, когда они узнают о функциях клеток головного мозга. Поэтому я начал кампанию сдерживания. Насколько я понимал, они пытались проникнуть в кожу, потому что по поверхности прокладывать коммуникационные каналы гораздо легче, чем устанавливать цепи через или в обход органов, мускулов и сосудов. По коже получалось проще. Пришлось купить кварцевую лампу... - Тут он перехватил мой удивленный взгляд. - В лаборатории мы разрушали белок в биочипах, подвергая их ультрафиолетовому облучению, а я чередовал лампу дневного света с кварцевой. В результате они не лезут на поверхность, а я получаю отличный загар. - Ты еще можешь получить и рак кожи, - добавил я. - Я думаю, они сами сделают все, что нужно, чтобы меня уберечь. - Ладно. Я тебя обследовал, ты рассказал мне историю, в которую трудно поверить... Но чего ты теперь от меня хочешь? - Я не настолько беззаботен, как могло показаться, Эдвард. Я хотел бы найти какой-нибудь способ ограничить их прежде, чем они узнают о моем мозге. Ты сам подумай: их теперь триллионы, и каждый не глупее меня. Они в определенной степени сотрудничают, но у них еще все впереди. Я бы не хотел, чтобы они захватили надо мной власть. - Он рассмеялся, и у меня по спине пробежал неприятный холодок. - Или украли душу... Поэтому я прошу тебя подумать над каким-нибудь способом ограничить их. Может быть, этих маленьких чертенят можно поморить голодом? Подумай. Он вручил мне листок бумаги со своим адресом и телефоном, затем подошел к клавиатуре, убрал изображение с экрана и стер память с данными обследования. - Пока никто, кроме тебя, не должен знать. И пожалуйста... Поторопись. Напоследок я взял у него кровь на анализ. НА ШЕСТОЙ ДЕНЬ я позвонил Верджилу. - У меня есть кое-какие результаты, - сказал я. - Ничего окончательного, но я хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону. - Хорошо, - ответил он, и в его голосе мне послышалась усталость. - Я пока сижу дома. Квартира Верджила находилась в шикарном высотном доме. Верджил открыл дверь и жестом пригласил меня внутрь. Он молча прошел в комнату и сел в кресло. - У тебя инфекция, - произнес я. - Да? - Это все, что я смог узнать из анализов. У меня нет доступа к электронным микроскопам. - Я не думаю, что это на самом деле инфекция, - сказал он. - Может быть, что-то еще... - Я начинаю за тебя беспокоиться... Остановило меня выражение его лица - странное лихорадочное блаженство. Прищурив глаза, Верджил смотрел в потолок. - Ты что - накачался? Балдеешь? - спросил я. Он покачал головой из стороны в сторону, потом кивнул - один раз, очень медленно. - Я слушаю, - сказал он. - Что? - Не знаю. Это не совсем звуки... Но что-то вроде музыки... Сердце, кровеносные сосуды, течение крови по артериям и венам. Музыка, звучащая в крови... - Он взглянул на меня грустными глазами. - Ты почему не на службе? - У меня свободный день. А Гейл работает. - Можешь остаться? - Да, - сказал я, пожимая плечами, потом обвел квартиру подозрительным взглядом, выискивая горы окурков или бумажные пакетики от наркотиков. - Я не под балдой, Эдвард, - произнес он. - Может быть, я не прав, но мне кажется, происходит что-то очень большое и важное. Я думаю, они начали понимать, кто я есть. Я сел напротив Верджила, пристально его разглядывая. Он, похоже, совсем меня не замечал. Какой-то внутренний процесс захватил его целиком. Когда я попросил чашку кофе, он лишь махнул рукой в сторону кухни. Вскипятив воду, я достал из шкафа банку растворимого кофе, потом вернулся с чашкой в руках на свое место. Верджил сидел с открытыми глазами, покачивая головой вперед-назад. - Тебе плохо? - встревоженно спросил я. - Они со мной разговаривают, - ответил он и закрыл глаза. Около часа он лежал без движения, как будто спал. Я проверил пульс - ровный, уверенный, потрогал лоб - чуть холоднее, чем следовало бы. Когда Верджил открыл наконец глаза, я, не зная чем себя занять, перелистывал журнал. - Трудно представить себе, как течет для них время, - произнес он. - Всего три или четыре дня у них ушло на то, чтобы понять наш язык и ключевые аспекты нашей цивилизации. Теперь они продолжают знакомиться со мной. Со всем тем, что я знаю. Прямо во мне. Прямо сейчас. - Как это? Верджил сказал, что несколько тысяч исследователей подключились к его нейронам, но подробностей он и сам не знал. - Они невероятно эффективны, - добавил он. - И пока еще не причинили мне никакого вреда. - Нужно доставить тебя в больницу. - А что мне там смогут сделать? Ты, кстати, придумал какой-нибудь способ ограничить моих умников? Я хочу сказать, это все же мои клетки. - Я думал об этом. Мы можем их уничтожить. Доза препаратов... - Я не уверен, что мне хочется избавиться от них совсем, - сказал Верджил. - Они не причиняют мне никакого вреда. - Откуда ты знаешь? Он покачал головой, потом поднял палец и замер. - Тихо! Они пытаются понять, что такое пространство. Им это нелегко. Расстояния они определяют по концентрациям химических веществ. Размерность для них - это как сильный или слабый привкус. - Верджил... - Слушай! И думай, Эдвард, - он заговорил возбужденным тоном. - Наблюдай! Во мне происходит что-то значительное. Они общаются друг с другом через жидкости организма, и химические сигналы проникают сквозь мембраны. Они там мастерят что-то новое, чтобы переносить знание, информационные пакеты... Химические характеристики других особей. - Верджил, я внимательно слушаю, но мне действительно кажется, что тебе следует лечь в больницу. - Я - их вселенная, Эдвард. Они поражены новыми открывшимися горизонтами... Верджил снова умолк. Я присел на корточки рядом с его креслом и закатал рукав халата. Вся рука у него была исчерчена белыми линиями. Я уже собрался вызывать машину "скорой помощи", когда он вдруг встал и потянулся. - Ты когда-нибудь задумывался, - спросил он, - сколько клеток мы убиваем каждый раз, когда делаем даже простое движение? - Я вызову "скорую", - сказал я. - Нет, - произнес он твердо. - Я же сказал, что я не болен. И я хочу иметь возможность распоряжаться самим собой. - Тогда какого черта я здесь делаю? - спросил я, разозлившись. - Ведь я ничем не могу тебе помочь. - Ты друг, - произнес Верджил, взглянув мне в глаза, и у меня возникло ощущение, что в мою сторону смотрит не только он один. - Это целая цивилизация! - провозгласил Верджил часа через два. - Они купаются в море информации. И постоянно создают что-то новое. - Подожди, - сказал я, взяв его за плечи. - Верджил, ты слишком много и сразу на меня навалил. Мне это больше не под силу. Я ничего не понимаю и не очень верю. - Даже сейчас? - Ладно. Допустим, ты даешь мне э-э-э... верную интерпретацию. Честную. И все это правда. А ты не задумывался о последствиях? Что все это означает и к чему может привести? - Я всегда плохо представлял себе будущее. - А тебе не страшно? - Было страшно. А сейчас нет. Ты представляешь - целые города из клеток... Эдвард, они проталкивают сквозь ткани каналы, чтобы распространять информацию... - Прекрати! - не выдержал я. - Видишь ли, Эдвард, я перестал пользоваться лампой и изменился еще сильнее. Он расстегнул халат и сбросил его на пол. Все тело у него было расчерчено белыми пересекающимися линиями. На спине вдоль позвоночника эти линии уже начали образовывать твердый гребень. - Боже правый, - выговорил я. - Скоро мне уже нельзя будет нигде появляться... В таком виде я не могу бывать на людях. А в больнице просто не поймут, что со мной делать. - Но ты... Ты же можешь переговорить с ними, сказать, чтобы они действовали не так быстро, - предложил я, понимая, что произношу вслух весьма странные вещи. - Да, могу. Но они не обязательно меня послушаются. - Я думал, ты для них бог или нечто вроде этого. - Те, кто подключился к моим нейронам, на самом деле не очень важные фигуры. Это исследователи или что-то в этом духе. Они знают о моем существовании, знают, кто я такой, но это не означает, что они убедили тех, кто стоит на верхних ступенях иерархической лестницы. - У них идут дебаты? - Похоже на то... У меня больше никого нет, Эдвард. Кроме них. И они ничего не боятся. Никогда в жизни я не чувствовал ни с кем такого родства... Я в ответе за них. Я им как мать. - Но ты не знаешь, что они будут делать дальше. Ты говорил, что это цивилизация... - Тысяча цивилизаций! - Тем более! А цивилизации, как известно, нередко кончают плохо. Войны, загрязнение окружающей среды... Мне не хватало компетенции, чтобы охватить происшедшее во всей его потрясающей грандиозности. То же самое относилось и к Верджилу. - Но рискую только я один. - Ты не можешь знать этого наверняка. Боже, Верджил, посмотри, что они с тобой делают! - Со мной! Только со мной! - выкрикнул он. - Ни с кем другим. Я покачал головой и поднял руки, признавая свое поражение. - Ладно. Но не превращаешься ли ты для них в подопытную морскую свинку? - Они не приносят мне вреда. Я сейчас больше, чем Верджил Улэм. Я - целая галактика, черт побери! Сверхпрародитель! - Ты, может быть, имеешь в виду - сверхинкубатор? Он пожал плечами, не желая влезать в спор. Я распрощался с ним и ушел, испытывая чувство вины, озабоченность, злость и страх. К ВЕРДЖИЛУ я вернулся на следующий день. Когда я нажал кнопку с номером квартиры Верджила на переговорной панели в холле высотного здания, он ответил почти сразу. - Да, - сказал он возбужденно. - Поднимайся. Я в ванной. Дверь не заперта. Я зашел в квартиру и двинулся к ванной. Верджил сидел в розоватой воде, погрузившись до самого подбородка. Он рассеянно улыбнулся и всплеснул руками. - Выглядит так, словно я перерезал себе вены, да? Не волнуйся. Все в порядке. Я сразу обратил внимание, что на самом краю полки над раковиной стоит отражатель для загара с многочисленными лампочками дневного света. Однако провод был выдернут из розетки. Вода розоватого оттенка выглядела странно: это совсем не походило на растворенное мыло. - Что это у тебя в воде - пенный шампунь? - спросил я, но спустя секунду догадался сам, и мне стало вдруг нехорошо: настолько очевидными и неизбежными были эти безумные события. - Нет, - ответил Верджил. - Не шампунь. Это я уже и сам знал. - Это выделения через кожу, - сказал Верджил. - Мне не все рассказывают, но я думаю, что теперь они начали высылать разведчиков, первопроходцев. Астронавтов. Я, правда, не знаю, как эти "астронавты" передают информацию тем, кто их послал. Он внимательно посмотрел на меня, и в его взгляде я не заметил даже тени озабоченности, скорее просто любопытство: как, мол, я на это отреагирую. - Это первый раз случилось? - спросил я. - Да, - ответил он и рассмеялся. - Я все думаю, не выпустить ли этих чертенят в канализационную систему. Пусть узнают, каков на самом деле наш мир. - Они же распространятся по всему свету! - Это точно. - Как ты себя сейчас чувствуешь? - Сейчас очень даже неплохо... Их тут, должно быть, миллиарды... Как ты думаешь? Может, стоит их выпустить? Быстро, почти не раздумывая, я опустился на колени. Мои пальцы сами нащупали провод от лампы для загара и воткнули вилку в розетку. Верджил не дорос до понимания, что человеку нужно обладать огромным чувством ответственности... Верджил протянул руку к пробке, затыкающей слив. - Знаешь, Эдвард, я... Он не успел договорить. Я схватил лампу, бросил ее в ванну и тут же отпрыгнул назад, потому что вода взорвалась облаком пара и искр. Верджил закричал, судорожно дернулся - и все замерло. Ток убил человека, но убил ли он те цивилизации, из-за которых мне пришлось так жестоко остановить Верджила? Примерно через час, придя в себя и порывшись на кухне, я нашел коробку отбеливателя, нашатырь и бутылку виски. Вернулся в ванную и, старательно отворачивая взгляд от Верджила, вылил в ванну сначала виски, потом нашатырный спирт, потом высыпал отбеливатель. Хлорка тут же забурлила в воде, и я вышел, плотно притворив за собой дверь. Я НЕ МОГ ПОВЕРИТЬ, что своими руками убил сотни триллионов разумных существ. Уничтожил целую галактику... Гораздо легче верилось в то, что я убил человека, своего друга. Новая форма жизни... Симбиоз, трансформация... Убил ли я их всех? На мгновение меня охватила паника. Завтра, подумалось мне, я схожу туда и простерилизую квартиру. Что-нибудь придумаю. Когда вернулась домой Гейл, я спал на диване. Я чувствовал себя очень скверно, и она тут же это заметила. - Ты не заболел? - спросила Гейл встревоженно, присаживаясь на край. Я отрицательно покачал головой. Гейл приложила руку мне ко лбу. - Эдвард, у тебя температура. Очень высокая. Я дотащился до ванной и взглянул на себя в зеркало. Гейл остановилась позади меня. - Что это? - спросила она. Под воротничком рубашки вся шея у меня была исчерчена белыми линиями. Видимо, они проникли в мой организм уже давно, несколько дней назад. - Влажные ладони... - проговорил я. Удивительно, что это не пришло мне в голову раньше. А Гейл? ОЧЕВИДНО, мы чуть не умерли. Сначала я еще пытался бороться, но буквально через несколько минут ослабел настолько, что уже не мог пошевелиться. Гейл оказалась в таком же состоянии спустя час. Я лежал на ковре в гостиной весь мокрый от пота. Гейл - на диване. Лицо ее стало белым, словно тальк, глаза закрылись. И эти белые линии всюду по коже... Некоторое время мне казалось, что она действительно умерла. Но даже на мысли у меня не оставалось сил. Я закрыл глаза и просто ждал. В руках, в ногах явственно ощущался ритм какой-то деятельности. С каждым толчком крови внутри меня возникал некий звук, похожий на звучание оркестра в тысячу музыкантов, играющих вразнобой целые фрагменты нескольких симфоний. Музыка, звучащая в крови... Постепенно звук становился резче, но одновременно и слаженнее: нагромождение акустических волн стихало, разделяясь на отдельные гармонические сигналы. Эти сигналы словно врастали в меня, в ритм моего собственного сердца. К тому времени, когда я нашел в себе силы, чтобы добраться до кухонного крана, они уже принялись за мой мозг, пытаясь расколоть коды и найти бога, скрывающегося в протоплазме. Я пил и пил, пока меня не замутило, затем попил еще - уже медленными глотками - и отнес стакан воды Гейл. Она прижала его к потрескавшимся губам и принялась жадно пить. Через несколько минут мы сидели за кухонным столом и вяло пережевывали пищу. - Что за чертовщина с нами приключилась? - спросила Гейл. У меня не было сил объяснять, и я лишь покачал головой. - Надо вызвать врача, - сказала она. Но я знал, что мы этого не сделаем. Я уже начал получать от них сообщения. Через час их получит и Гейл. Сначала эти сообщения были предельно просты. Нам запрещалось покидать квартиру. Видимо, те, кто нами распоряжался, поняли нежелательность таких действий, хотя сама концепция наверняка казалась им совершенно абстрактной. Нам запрещалось вступать в контакт с другими себе подобными. По крайней мере какое-то время нам будут разрешать принимать пищу и пить воду из-под крана. Когда спала температура, процесс трансформации пошел быстро и решительно. Почти одновременно нас с Гейл заставили замереть. Она в тот момент сидела за столом, а я опустился на колени и едва видел ее краешком глаза. На руке Гейл начали образовываться гребни. Они многому научились, пока жили внутри Верджила, и теперь применяли совсем иную тактику. Часа два все мое тело невыносимо чесалось и зудело, но потом они наконец прорвались к мозгу и нашли меня. Многовековые, по их шкале времени, попытки увенчались успехом, и теперь они получили возможность общаться с неповоротливым медлительным разумом, который когда-то владел их вселенной. Они отнюдь не были жестоки. Когда концепция вызванного их действиями неудобства и его нежелательности стала понятна этим маленьким существам, они сразу принялись за работу, чтобы устранить неприятные ощущения. Нам снова разрешили двигаться - главным образом для отправления физиологических нужд: от кое-каких продуктов жизнедеятельности они не могли избавиться сами. - Они с тобой тоже разговаривают? - спросила Гейл. Я кивнул. - Значит, я не сошла с ума. В последующие двенадцать часов контроль ослаб, и мне удалось набросать значительную часть этой рукописи. Когда они снова вернули себе всю полноту власти, нам было приказано обняться. - Эдди... - прошептала Гейл, и мое имя стало последним звуком, который донесся до меня снаружи. В таком положении, стоя, мы срослись. Наверно, для дальнейшего развития им нужны были и мужские, и женские хромосомы. Через несколько часов наши ноги превратились в массивную опору, которая растеклась по полу во все стороны сразу. Отдельные отростки поползли к окну, к солнечному свету, и на кухню - к источнику питьевой воды. Вскоре отростки добрались до всех концов комнаты. К утру трансформация завершилась. Я теперь не очень хорошо вижу, и мне трудно судить, на что мы похожи. Видимо, на две огромные плоские клетки, распустившие во все стороны отростки. Мне было приказано продолжать записывать свои впечатления, и я это делаю одним из отростков, причем никакой нужды в этом писании уже не вижу. Я чувствую, как час от часу, день ото дня оба наших разума теряют устойчивость. Я знаю, что водопровод и канализация находятся во власти мыслящих клеток. Я знаю, что многие люди уже подверглись трансформации. Я знаю, что через несколько недель клетки доберутся - впрочем, почему клетки? - мы доберемся до озер, рек и морей огромным числом. Я не знаю, каковы будут последствия. Каждый квадратный сантиметр поверхности планеты забурлит недюжинным разумом. Мыслительные способности новых существ просто невозможно себе представить. Ненависть и страх полностью оставили меня. Меня - нас - интересует сейчас только один вопрос. Сколько раз подобное случалось где-то еще? Землю никогда не посещали пришельцы из космоса. Да и зачем им это? Ведь в каждой крупинке песка можно найти Вселенную.